Сергей Коротких из батальона "Азов»" - герой, авантюрист или нацист?

В начале декабря президент Украины Петр Порошенко своим указом дал украинское гражданство разведчику из батальона „Азов”, белорусскому гражданину Сергею Коротких с позывным Боцман. История моментально стала скандальной, потому что у Коротких слишком богатая биография, чтобы не обратить на нее внимание. «Белорусский партизан» разыскал земляка и поговорил с ним о его бурной жизни.

Белорус из батальона «Азов» - герой, авантюрист или нацист? История Сергея Коротких belaruspartisan.org
В Украине Сергей Коротких с позывным Боцман – безусловный герой. С оружием в руках он противостоит российской агрессии, участвовал в тяжелых боях под Иловайском и Мариуполем.

Для белорусов Сергей Коротких по прозвищу Малюта - неонацист, друг главы белорусского отделения РНЕ Глеба Самойлова и друг спецназовца Валерия Игнатовича, осужденного на пожизненный срок за похищение оператора ОРТ Дмитрия Завадского.

Сергея Коротких обвиняют в участии в избиении в далеком 1999 году группы белорусских оппозиционеров, а потом - в 2013 году – кровавом конфликте с белорусскими антифашистами.

К этом следует добавить, что Коротких – друг еще одного русского националиста или неонациста по прозвищу Тесак, который сейчас находится в российской тюрьме.

Само по себе перечисление только этих фактов уже вызывает легкую оторопь. Поэтому встреча белоруса с украинским президентом и вручение ему украинского паспорта не могло не вызвать вопросов и протестов со стороны белорусских журналистов.

Сергей Коротких и Порошенко

Никогда белорусские журналисты не общались лично с Сергеем Коротких. «Белорусский партизан» разыскал теперь уже гражданина Украины и подробно расспросил обо всем. Разговор получился очень длинным, вопросов накопилось почти за 20 лет. Поэтому мы публикуем интервью двумя частями. Практически без купюр.

Сергей Коротких родился в Тояльяти в 1974 году, но потом переехал вместе с родителями в Беларусь. С 1992 по 1994-й отслужил в белорусской армии, получил специальность специалиста технических средств разведки. Служил он в разведывательном батальоне. После службы в армии поступил в школу КГБ. Отучился там 2 года, но вылетел с учебы из-за своих связей с радикальными группировками.

- Я вылетел из школы КГБ за Чернобыльский шлях 1996 года.

- А что произошло с вами на Чернобыльском шляхе?

- Это известная история, когда в Минске был митинг оппозиции, который перерос в столкновения с милицией. Естественно, в силу молодости, желания получить какой-то адреналин я там был.

- А вы там оказались как сотрудник КГБ?

- Нет. У нас была группа людей. Тогда еще футбольных фанатов как таковых не было, они только создавались. Это была около футбольная или фанатская группировка.

- Это тот Чернобыльский шлях, когда приехали боевики украинского УНА-УНСО и переворачивали патрульные машины?

- Да, но помимо УНА-УНСО там же были и граждане Беларуси. Это был, наверное, первый Майдан постсоветского периода, первые столкновения с милицией.

- Но в 1996 году Вы в Чернобыль е участвовали самостоятельно, а не в составе какой-то организации?

- У нас была группа людей, нам было интересно, что там происходило. Мы не могли пройти мимо. У нас были связи с БНФ, мы с ними дружили, контачили. Собственно, они нас туда и пригласили: "Вот, будет событие, приходите". Даже какие-то деньги нам за это платили.

- То есть, Вы, курсант школы КГБ, дружили с БНФ?

- Да. Почему нет? Нас таких много было.

- И как вам лично удалось избежать наказания? За тот Чернобыльский шлях человек 8 из УНА-УНСО посадили в тюрьму.

- Во-первых, спасли какие-то связи, знакомства, и просто деньги заплатили. Откупились от милиции.

- После 1996 года вы участвовали в каких-то оппозиционных акциях?

- Нет, потому что после этого я понял, что белорусская оппозиция может только подставить, но не будет тебя вытягивать.

- И каким образом вы оказались в РНЕ, организации русских фашистов?

- Членом РНЕ я был с 1999 по 2001 год. Меня туда привел Валера Игнатович. Наши родители родом из одного поселка, маленького городка под Минском – Крупки. И наши бабки – двоюродные сестры. То есть, у нас есть какие-то дальние родственные связи. И, естественно, мы общались. Вместе занимались в секциях спорта: сначала дзюдо, после – карате.

- Вы в РНЕ пришли после того, как вас отчислили из школы КГБ, в 1996 году?

- Нет, в 1996 году Валера был идейным милиционером. Валера – по-своему уникальный человек. Он с отличием окончил академию милиции, и был идейный мент. Притом, который не берет взяток и пошел в милицию, потому что «вор должен сидеть».

- Из-за чего же его отчислили из "Алмаза"?

- Из-за травмы.

- Или из-за каких-то криминальных дел?

- Из-за травмы.

- Но в конце 90-х годов милиция и "Алмаз" участвовали в каких-то сомнительных историях, связанных с контролем над рынками, предпринимателями. Игнатович не мог быть в этом замешан?

- Естественно, не без этого. Те годы – это эпоха молодого государства Лукашенко, которое постепенно трансформировалось в то государство, которое есть у Лукашенко сейчас. И, естественно, на тот момент вся милиция где-то участвовала в криминальных схемах. Сейчас уже, если и участвует, то, во всяком случае, не в такой форме.

- И как Вы жили до 1999 года, до вступления в РНЕ?

- По-разному. Весело.

- Есть в вашей биографии еще один неприятный эпизод - это избиение оппозиционеров в 1999 году, в частности, Андрея Санникова, Дмитрия Бондаренко....

- Это была обыкновенная разборка субкультурщиков. Я был молод и имел отношение к РНЕ. На тот момент это была субкультура, которая пыталась стать организацией.

БНФ тогда уже из организации, имеющей политическое будущее, на мой взгляд, деградировал до субкультуры. И между нами до этого момента, в принципе, не было никаких конфликтов.

Конфликт произошел из-за того, что девочки из РНЕ за неделю до происшествия раздавали литературу недалеко от офиса БНФ. В это день проходило еженедельное собрание БНФовское. Они у этих девчонок отобрали литературу, обещали убить, избить, и чтобы они больше здесь не появлялись. Соответственно, это был вызов для нас, который мы приняли. И на следующее их мероприятие устроили то же самое – отправили тех же самых девочек с той же самой литературой, а сами сели в засаду. И когда они пытались повторить то же самое, была драка и они побежали. Это обыкновенная субкультурная разборка, которая сейчас белорусская оппозиция почему-то выдает за какое-то событие политического масштаба.

- Вы утверждаете, что это не был заказ спецслужб напасть на активистов БНФ?

- Нет, конечно. Если интересно, я могу познакомить с этими девчонками.

- Они до сих пор живут в Минске?

- Да. Я с ними не общаюсь, но я знаю, как их найти. Они расскажут, как их таскали за волосы и отбирали листовки.

- Среди пострадавших были Санников и его товарищи. Вы знали, что нападаете на Санникова?

- Там никто не разбирался, кто это был. Они шли толпой, в этой толпе оказались какие-то люди с именем, которые потом раздули из этого историю, что их обидели. Но это была обыкновенная субкультурная разборка. Если каждый, с кем я дрался, захочет заявить, что я агент спецслужб, которого наняли для того, чтобы...

- А вы со многими дрались?

- Ну, конечно. Молодость была бурная.

- Чем РНЕ занималось в те годы в Беларуси?

- РНЕ пыталось стать организацией. Точно такой же организацией пыталась стать БНФ. Есть военизированное крыло, есть политическое крыло. Естественно, все упиралось в отсутствие денег. Допустим, в БНФ это решалось через гранты, РНЕ пыталось зарабатывать деньги себе сами, потому, что бы ни говорили, спонсирования со стороны Москвы не было никакого.

- Как белорусское РНЕ зарабатывало деньги?

- Крышеванием рынков, оказанием помощи различным околоцерковным структурам в охране всевозможных мероприятий, объектов. Перегоняли машины.

- Обычно такие ультрас-организации, фашистские или неонацистские, они всегда действуют под мощным колпаком спецслужб, а иногда даже в связке со спецслужбами. Какие у РНЕ в тот момент были взаимоотношения с белорусским КГБ?

- Я с белорусским КГБ не общался. С белорусским КГБ я если и общаюсь, то только в качестве свидетеля или обвиняемого.

Мне, во всяком случае, не было известно, чтобы нам что-то заказывали. Я могу на полиграфе это сказать, если нужно. Никаких фактов, что в 1999 году, а это рассвет белорусского РНЕ, до смерти лидера организации Глеба Самойлова, о том, что были контакты со спецслужбами,– не было.

- Какая роль была в РНЕ у Валерия Игнатовича? Как они делили власть с руководителем РНЕ Самойловым?

- У них был конфликт с Глебом. Суть конфликта мне не совсем понятна, я до сих пор так и не разорался. Но конфликт был. Я хорошо относился к Глебу и хорошо относился к Валере, хотя у нас были личные конфликты, но уже по другому поводу, и просто чтобы не попадать между двумя близкими мне людьми, я не лез в это. Я не хотел в этом участвовать. И к концу 1999 года Валера, в принципе, отошел от РНЕ.

1999 год – это когда РНЕ начали прессовать в Москве. Прессовать начали по приказу Лужкова. Валера предложил: "У меня есть группа ребят, мы такие подготовленные спецы (они такими по факту и являлись). Давайте сделаем что-нибудь с Лужковым". Глеб слушать его не стал, и Валера решил, что эту правду он донесет в Москву. Поехал в Москву, где пытался на уровне российского руководства РНЕ продвинуть эту идею. За что чуть ли не официально из Москвы сказали его исключить за все эти разговоры. За то, что он предлагал: "Мы РНЕ, военизированная организация, давайте покажем зубы..."

- Он предлагал грохнуть мэра Москвы?

- Вплоть и до этого. После этого Валеру развернули из организации, он обиделся и ушел воевать на стороне России против Чечни.

- Его идея обсуждалась у вас в организации активно, это ни для кого не было секретом?

- Те, кто был в руководстве – да, они об этом знали.

- Игнатовича обвиняют в том, что он создал банду, которая в Беларуси занималась похищениями людей и убийством коммерсантов. В частности, они вырезали азербайджанскую семью. Что вы знаете про эту банду?

- Это не банда, они были друзьями. Ну, азербайджанскую семью – да, судя по всему, этот факт был. По поводу того, что они занимались убийствами кого-то еще – это слова, никак и никем не подтвержденные. Я этих фактов не знаю. Я слышал это на уровне предположений, но опять же, предположения – это не факты. Во всяком случае, то, что это не были какие-то заказы внутри РНЕ, я могу сказать абсолютно точно. И Глеб Самойлов об этом ничего не знал – это тоже абсолютно точно. Ходили слухи об убийствах. Глеб пытался со мной по душам об этом поговорить. Я говорил: "Глеб, я об этом ничего не знаю".

- А вы были ближе к Самойлову или к Игнатовичу?

- У нас с Валерой сложные отношения. Мы как два медведя – в одной берлоге нам тесно.

- Игнатович не пытался вас втянуть в свои операции?

- Нет. Валера – человек крайне недоверчивый ко всем. И, как правило, все отношения свои выстраивал так, что у каждого был какой-то кредит доверия, которое он ему оказывал, и этот кредит нужно было заслужить.

- У Игнатовича были маниакальные наклонности?

- Он незаурядный человек. Очень сильный человек, и физически, и, прежде всего, морально. Очень верующий. Реально верующий человек.

- А как очень верующий человек и убийство совмещаются?

- А как совмещается русская православная армия и убийства в Донецке? Вера оправдывает любое деяние.

- Игнатовича обвиняют в похищении людей. В частности, оператора ОРТ Дмитрия Завадского. Вас допрашивали по поводу Завадского и других эпизодов?

- Да, неоднократно.

- Как вам удалось доказать свою невиновность?

- В момент убийства Завадского я находился на дне рождения в компании достаточно большого количества людей, включая родственников. У меня было слишком большое количество свидетелей, что я находился далеко от места преступления. И плюс, на тот момент с Валерой до этого я общался за месяц-полтора.

- Как вы относитесь к версии, что Игнатович похитил Завадского?

- Плохо.

- Почему вы не верите в эту версию?

- Потому что, как мне кажется, сделано все, чтобы думали на него. Я не вижу ни одной причины, зачем Валере это было делать.

- Я объясню. Игнатович считал, что это Завадский снял его арест в Чечне и таким образом опозорил его перед спецотрядом «Алмаз». Второй момент – если у них были какие-то тайные операции, и они хотели Завадского похитить и понять, что мы с ним расследовали, а потом уже принимать решение. Пытали, сломали позвоночник и добили его. Вот такая версия и мотивы для похищения. Версия довольно логичная.

- Она логичная, за одним исключением. Все это могло быть интересно только каким-то сотрудникам белорусским спецслужб, а не Валере. Он в тот момент находился плотно в разработке по этой азербайджанской семье, и его тут же взяли, как только он появился в Минске. Зная, как работают спецслужбы, я думаю, что они нашли бы других исполнителей под это.

Во-вторых, если бы все-таки это было так, то Валеру бы просто убили при задержании. Это же легко сделать. И потом бы списали на него все концы. Но здесь эта версия не укладывается только в одно – почему Валера тут же сел в тюрьму и уже не выходит оттуда почти 15 лет?

- Почему он себя так странно ведет, если не виновен? Не дает никаких показаний, все время молчит, лежал на суде, изображая смертельно больного? Это вызывает подозрения.

- Тут вопросы не ко мне. С Валерой я не общался уже 14 лет. Я не общался с ним на суде. Я знаю, что их серьезно прессовали, чтобы они взяли на себя это.

Я знаю это абсолютно точно, что на него это дело (похищение Завадского – прим. БП) пытались повесить именно путем следствия. Где логика? Если это заказ спецслужб, то что Валера должен был сказать? "Да, вы мне заказали", - сказать это на суде? И заставлять это сделать для чего? Я не вижу логики.

Да, он очень удобен как человек, на которого можно это повесить: мотивы тут можно проследить, его сняли в Чечне, обидели и так далее. Валера – человек достаточно принципиальный и никогда не стеснялся ничего рассказать того, что думает. Если бы он его убил, он бы сказал: "Да, я его убил". Мне так кажется, насколько я знаю Игнатовича. По каким-то эпизодам он дает показания, а в этом деле упирается. Для чего?

- Что он делал в Чечне? Воевал на стороне чеченских боевиков?

- Нет, Валера на тот момент пытался получить российское гражданство. Официально он там находиться не мог.

Он находился на стороне Руслана Гантамирова, это чечены, которые воевали на стороне федералов с самого начала чеченского конфликта. Это те чеченцы, которые занимали пророссийскую позицию. У Валеры там были знакомые какие-то, которые помогали ему это сделать, среди военных российской армии.

И так как находиться в Беларуси он уже не мог, его от Беларуси тошнило, плюс у него были определенные проблемы, связанные с азербайджанцами, что опять совершенно не вкладывается в версию, что он – действующий сотрудник спецслужб. Его изначально по этому делу искали полгода. Его искали, он конкретно был подозреваемым. Более того, я знаю, что его обманывали в Беларуси, чтобы заманить в Минск и за это дело хлопнуть.

- Каким образом вам удавалось все время спокойно избегать каких-то проблем с законом в Беларуси при вашей бурной жизни и связям с Игнатовичем и РНЕ?

- Я вовремя уходил, когда нужно, в бега, платил деньги, немалые деньги, чтобы не сесть в тюрьму. "Спокойно" – это не то слово.

- А какое слово правильное?

- Частично – это везение, еще я совершенно не привязываюсь к людям, месту, вещам. Если я понимаю, что это кончится для меня арестом, я всегда могу собраться и уехать. Это особенность психики.

- Но вы совершали какие-то поступки, за которые вы могли реально сесть в белорусскую тюрьму?

- Да любой поступок можно толковать так, что за него можно сесть в Беларуси. Я всегда находился в какой-то оппозиции к государству, которая всегда трактовалась так, что это является преступлением...

Сесть в Беларуси – дело пяти минут. Всегда я нахожусь в коллективе каких-то людей, вокруг меня какие-то люди, это можно трактовать как действия незарегистрированной организации, за что в Беларуси дают вполне конкретный срок. Прецеденты сидевших и получивших срок в Беларуси по этому есть.

- Через некоторое время после похищения Дмитрия Завадского был убит в подъезде своего дома лидер белорусского РНЕ Глеб Самойлов. В этом убийстве подозревали друзей Игнатовича. Вас допрашивали по этому поводу?

- Тоже меня пытались к этому прикрутить. Но мне тоже повезло, в день убийства я находился в помещении, на выходе из которого была камера, и на камере было видно, что я был в том конкретном доме, а не где-то еще.

Я в тот день находился в компании с девушкой, а девушка жила в доме, одном из немногих в Минске на тот момент, оборудованном видеонаблюдением. На видео было видно, как я входил в подъезд, выходил из подъезда, и выходил из подъезда, когда мне позвонила мама Глеба Самойлова и сообщила о том, что Глеба убили.

- Какова ваша версия убийства Глеба Самойлова?

- Версия очень простая. Во-первых, я хочу, чтобы вы понимали мое отношение к Глебу. У меня второго сына зовут Глеб. Многие считают, что это я Глеба убил. Нет, я Глеба очень уважал, любил, и он для меня до сих пор является примером. Глеб, сколько я его знал, проповедовал определенные ценности и полностью им соответствовал. Он был последний романтик прошлого века . Он верил, и он всю свою жизнь отдавал какой-то идее.

- Романтик-неонацист?

- Ну, опять же, что такое неонацизм? Это тема отдельного разговора. Если об этом говорить, то тогда неонацистами можно назвать очень многих. Всех здравых людей вы назовете неонацистами. Есть вера в национальную справедливость, в то, что государство должно быть национально ориентированно. Есть общность государств, которые одинаковы по менталитету. И есть четкое утверждение, что социальная политика должна у государства быть. Вот когда ты заявляешь о том, что не надо бездумно все грабить, еще надо вспомнить о том, что есть народ, с которым нужно поделиться, то ты - неонацист почему-то.

- Но Глеб Самойлов, живя в Беларуси, был руководителем Русского национального единства. То есть, он белорусов не признавал как народ.

- Нет, вот это совершенно неправда. Это - незнание организации. В программе Русского национального единства той поры (я не знаю, какая сейчас у них программа) четко было написано про триединство славянских народов.

Там не было разделения русских, украинцев и белорусов. И украинцы, и белорусы как отдельные нации упоминались во всяких программных документах. РНЕ выпускало одну-единственную газету – "Русский порядок", где все это было написано, что мы являемся какими-то родственными племенами, родственными общностями, что мы не можем жить, не учитывая интересов друг друга, что мы все равно все переплетены очень тесными связями. И цепляться только за название, что оно русское – тогда да. Но по факту этого не было. Я помню листовки, которые висели по Минску, я сам их вешал, что «русские, белорусы и украинцы, вступайте в РНЕ».

- Связывают убийство Самойлова с Игнатовичем, что люди Игнатовича убили его, чтобы замести следы...

- Я не понимаю, о каких следах может идти речь.

Я утверждаю, что с конца 1999 года отношения Глеба и Валеры были сведены к минимуму. Они разошлись. Валера никак не претендовал на РНЕ и не мог на него претендовать. В свою очередь, Глеб не лез в дела Валеры, ему это было не интересно. Более того, Валера хотел жить в России, хотел быть гражданином России, служить в российской армии. Им уже на тот момент нечего было делить.

Мне гораздо понятнее версия, и я знаю это точно, что Глеба убили накануне развала РНЕ. Я знаю, что Самойлов был одним из кандидатов, притом это был наиболее вероятный кандидат, на место Александра Петровича Баркашова. Все региональные лидеры хотели выбрать его вместо Александра Петровича. И есть версия, что его убили люди от Баркашова. Версия это вполне рабочая, она всерьез рассматривалась в милиции, по ней копали. Опять же, за самостоятельную политику, проводимую Глебом, идущую вразрез с основным РНЕ, сектантским, Баркашова.

- Вообще это был серьезный удар по РНЕ – смерть Самойлова?

- Его смерть фактически и убило белорусское РНЕ. Белорусское РНЕ было другое, чем российское. После смерти Самойлова люди Баркашова пытались финансировать белорусское РНЕ. До этого финансирования не было никакого. Тут появились какие-то деньги. Мы выбрали из своей среды руководителя, он и сейчас им по факту является в РНЕ. Я там два месяца походил, посмотрел и ушел из РНЕ. После смерти Глеба я ушел из РНЕ, притом со всеми своими людьми.

- Кто там стал руководителем?

- Андрей Сакович. Он из Гродно. Как я слышал, сейчас активно пытается собирать людей, чтобы воевать за Донецкую республику. Он метнулся сначала на сторону этой отколовшейся части РНЕ, потом вернулся обратно к Баркашову. И сейчас активно работает на Баркашова, но у них ничего толком не получается. Но опять же, это все слухи.

- Могли Самойлова ликвидировать белорусские спецслужбы, чтобы РНЕ распалось?

- РНЕ распалось не из-за спецслужб. Весь раскол РНЕ был в том, что наиболее жизнеспособное подразделение, которое умело зарабатывать деньги, мое подразделение, просто ушло. У них не стало денег даже снимать офис.

Но мы ушли не потому, что на нас действовали какие-то спецслужбы. Мы ушли по личным причинам. Политика, которую проталкивал Сакович, шла вразрез с моими убеждениями и пониманием, как это должно быть. Допустим, если Глеб для меня был примером и авторитетом, то Сакович показал себя человеком гораздо более мелким, каким-то корыстным, у него были недостатки, он любил молодых девушек, желательно не одну, и постоянно их менял. У Глеба этого всего не было. Глеб был человеком идеи, Андрей ему сильно уступал. Если Глеб тянул в перспективе на лидера, который может быть серьезным политиком, то Сакович до сих пор тянет на лидера какой-то мелкой банды. У него нет политического будущего.

- После того, как арестовали Игнатовича и его банду, в Беларуси прекратились похищения людей, резонансные убийства, нападения. Вам не кажется это совпадение странным?

- Совпадение есть, но я его объясняю совершенно иначе. Получился такой резонанс, началось такое большое эхо, что просто на каком-то уровне было принято решение с этим завязать. Но это не потому, что посадили Валеру, а потому что в принципе было принято решение (прекратить похищения людей – прим. БП). Если Валера был такой группой, то что мешало создать еще одну группу? Ничего не мешало, но эта модель работы была признана неуспешной.

- На вас через год после ареста Игнатовича напали. Что это была за история?

- Да, меня пытались похитить и что-то потом сделать. Как происходило с Глебом? Глеба пытались вывести из подъезда, судя по всему, я видел материалы следствия. Прямо пошагово могу рассказать, как это примерно происходило.

Самойлову позвонили, он вышел. На лестничной площадке его оглушили, начали сводить вниз по технической лестнице, и убили его на том этаже (я не помню уже номер этажа), где было открыто окно, где был свет. То есть, он пришел в себя, начал сопротивляться, вырвался, ломанулся, начал звонить в дверь, и его ударили в сердце ножом несколько раз. По видимому, его сначала пытались свести вниз, чтобы куда-то вывезти...

- То есть, действовала группа?

- Действовала группа, да. А так как группа Валеры на тот момент уже вся была за решеткой, то надо признать, что группа Игнатовича была огромной, а это не так. То есть, это была либо другая группа, либо та версия о том, что это все-таки баркашовцы... Баркашов не хотел отдавать власть.

- И что с вами произошло?

- На меня напали, разбили мне голову, была стрельба. Кого-то я ранил.

- Милиция вела следствие по этому поводу?

- Приезжала опергруппа по поводу того, что была стрельба. Они собирали какие-то гильзы. Но я, естественно, заявлений никаких не писал и оттуда сбежал. Нападавшие на меня тоже, естественно, никаких заявлений не подавали.

Почему я думаю, что это все-таки от Баркашова? Дело в том, что я продолжал поддерживать отношения с той частью РНЕ, которая откололась от Баркашова. И мы пытались делать свои проекты, и это было не в жилу той части Александра Петровича, которая пыталась сохранить контроль в РНЕ. Собственно, это одна из причин, почему я думаю, что все-таки убийство Глеба – это не заказ каких-то белорусских властей, а все-таки заказ из России.

- Вы уехали в Россию. Что вы там делали?

- Много чего...