Наше путешествие по Закарпатской области начинается с румынских сел.

Буквально с первых нескольких километров можно понять, что самые богатые украинцы – это румыны.

Едешь через села Диброва и Солотвино Тячевского района – вдоль улицы сплошные дворцы, домов ниже двух этажей просто нет. Несмотря на экономический кризис, стройка в этих местах не останавливается. Местные жители объясняют: дети женятся, надо новое жилье. При этом в их домах вполне может поселиться поколения три.

Начинаем знакомиться с богачами. Звонок на калитке. К нам выходит парень лет 35 в спортивных штанах. Оказывается, хозяин этой огромной трехэтажки – строитель Иван. Говорит, что зарабатывает где только может: в России, Латвии, Чехии, Италии, Беларуси. Его соседка – из такой же огромной трехэтажки. На вопрос «так сколько же у вас комнат?» Анна задумывается, а потом честно признается, что не помнит.

Хозяйка рассказывает, что заработали на дом вместе с мужем. Сначала глава семьи был простым агрономом в колхозе, а когда в 1990-е колхоз распался, подался на заработки в Россию. Работал на стройке. Деньги вкладывать особо было некуда, вот и строил, как большинство местных жителей, дом себе. Дела пошли хорошо. Вскоре удалось открыть строительную фирму в Москве. Потом маленький магазинчик стройматериалов у себя в Солотвино. Теперь магазинчиком управляет жена. Анна жалуется, что в Украине слишком много контролирующих органов, мол, все норовят настращать проверками, сдирая пару сотен гривен с предпринимателя. «Некоторые считают румын тупыми. Обидно, – откровенничает бизнес-леди, – я вот недавно подала в суд на налоговую и выиграла дело. Все мы здесь – трудяги. Миллионеров вы не найдете. У нас тут развитой социализм!» (Смеется.)

Румын Василий Дан тоже рассказывает, что для строительства собственного дома пришлось долго и тяжело потрудиться: «Я и в Португалии работал не один год на стройке, фрукты и овощи в Россию возил».

Еще один вид бизнеса закарпатских румын – мелкое предпринимательство: торговля одеждой и обувью. Часть местных жителей покупают товар в Турции или Китае и возят в Сибирь. Кто-то рассказывает, что 15 лет продает в России семечки.

Многие дома пустуют месяцами – их обитатели на заработках: кто в Европе, кто в России, а кто и в Украине (поближе к центру). Румыны признаются, что можно было бы тратить заработанные деньги на что-то другое, но традиция жить в огромных домах прочно укоренилась с тех пор, как в 1960-х многие из села ездили на заработки на Кубань. Тратить кровно заработанные было особо некуда, а теперь никто не хочет быть хуже соседа – вот и не затихает стройка в деревнях. Румыны уезжать из Украины не стремятся. Румынские власти, несмотря на то что граница территориально всего в нескольких километрах от Солотвино и Диброво, приглашать на ПМЖ украинских румын не спешат. Последние гордо отвечают, мол, не очень-то и хотелось бы.

Наталья КОНОВА, «Профиль»

На родине, как в резервации

После войны советское правительство не сразу занялось закарпатскими румынами. Почти десять лет они пребывали как бы в резервации, живя при этом на своих исконных землях. О былых поездках на заработки в богатую Европу, естественно, не могло быть и речи. А дома...

Их этнический анклав зажат между горным массивом Карпат и пограничной Тисой. Тут действовал особый режим приграничной территории. Документы проверяли на каждом шагу. И для советского румына было обычным делом брать в карман паспорт, собираясь в сельмаг за хлебом. В некоторых селах дома стояли в сотне метров от Тисы, то есть от государственной границы. Дети рождались на берегу реки, вырастали, заводили своих детей... Но при этом они не могли не то что искупаться — руки в ней пополоскать. Все просматривалось с пограничных вышек, и такое проявление любви к родной природе грозило кардинальными изменениями в дальнейшей биографии.

В начале 50-х годов румынских парней впервые призвали в Советскую армию. Так они познакомились с миром, который простирался к востоку от Карпат. Освоили русский язык. И тогда же бригаду профессиональных лесорубов-румын в первый раз организованно командировали на лесоповал в районы российского севера. Это был второй «шаг на Восток».

Осмотревшись и заведя знакомства в России, румыны с начала 60х стали ездить в РСФСР на заработки. Вообще сезонными работами в районах Севера и Сибири подкармливалась вся страна. Но, скажем, те же москвичи или киевляне позволяли себе «шабашить» по 1—2 месяца в год, подгадывая отпуска и продлевая их за свой счет. Боялись рисковать карьерой, терять непрерывный трудовой стаж.

С румынами (и у румын) все было иначе и в определенной степени проще. Во-первых, государство не могло обеспечить их работой в родных селах. Посему о непрерывном стаже и тому подобных жизненных ценностях советского времени в их среде не возникало даже разговоров. А во-вторых, румыны ментально не похожи на остальных советских европейцев. У них ведь была установка на богатство любой ценой. Они сознательно не стремились в институты с перспективой стать инженером на 130 рублей зарплаты. Они очень быстро освоили главную советскую истину: «шабашник» получает больше академика.

Одна румынка рассказала : «Мы жалеем за Советским Союзом. Тогда мы были богаче. Одна валюта, одни цены. Сейчас, если человек в Чехии при 12-часовом рабочем дне без выходных имеет в месяц 600 долларов, это уже хорошо. Но раньше семьи были крепче. Мужья отсутствовали по 3 месяца, максимум — по полгода. А теперь некоторые жены не видят своих по 3—4 года. Да и сами дома не сидят. В Италии, в Германии, Австрии работают домработницами. Муж заехал домой на «побывку» на недельку летом, она — зимой. И не встретились. Созваниваются только по мобильникам. Но женское сердце не обманешь. Она по его голосу чувствует: у него там кто-то есть. И что тут скажешь — он же мужик. Как ему — годами без женщины? Дома старики детей воспитывают. А те не знают, как их отцы да матери выглядят. Сколько у нас домов годами стоят с закрытыми ставнями! Приедут — вновь что-то перестраивают, потом опять ставни закроют и уезжают. Когда мужья ездили в Россию, то были довольны собой: там все нищие, а мы богатые. Теперь ездят в Чехию да Италию и видят, что нищие — это мы. Приезжают злые. Но не ездить не могут — тут и того нет».