Ужгородская улица Корзо: путешествие во времени

Задумывая продолжение моих воспоминаний об ужгородской улице Корзо, я сначала думала, что начну непосредственно с возвращения нашей семьи в Ужгород в конце 1939 г. Но когда начала вспоминать все, что происходило в жизни нашей семьи в тот сложный, полный трагических событий период, я поняла, что должна более подробно остановиться на тех событиях, хотя это и не вписывается в основную тему.

Так как в первом рассказе о Корзо я уже касалась явлений, навсегда исчезнувших из нашей жизни или имеющих тенденцию к исчезновению, я поняла, что другого случая рассказать о моих впечатлениях о том времени (1939 г., Хуст) я, возможно, и не буду иметь, учитывая мой возраст и быстротечность жизни...

На Корзо произошли заметные перемены – исчезли чешские вывески на магазинах, их место заняли венгерские, исчезли магазины обувных фирм "Поппер" и "Батя", кондитерский магазин "Орион", магазин так называемых колониальных товаров (кофе, чай, восточные пряности фирмы "Майнл", знаменитая кондитерская "У Пурмы". Улица называлась "Сечени", в городе часто слышалась венгерская речь.

Первые год-полтора я ходила в гимназию и обратно домой более коротким, прямым путем, минуя Корзо. Но время шло, я превратилась в подростка, и Корзо начала в моей жизни (как и других сверстников) превращаться в прогулочную улицу с уже романтическим уклоном, стала выполнять свою основную роль – места свиданий. На протяжении многих лет (даже десятилетий) на Корзо было самое значимое и популярное место – перекресток с теперешней улицей Волошина, напротив "Белого корабля".

Этот жилой дом имел своеобразное украшение в виде полукруглой башенки, начинающейся на уровне второго этажа. Таким образом в этом месте на углу образовалась выемка с небольшой "крышей" для защиты во время дождя. Мы могли стоять там, не мешая движению по тротуару. Тем более что вход в магазин находился не на углу, а сбоку. Этот угол годами носил своеобразное название "Мофлошарок" (в переводе с венгерского – "Угол недотеп или дураков", но мне кажется, что на самом деле это было не оскорбительное прозвище, а несколько ироническое, даже до некоторой степени ласкательное, ведь на этом углу собирались представители "сильного" пола разных возрастов, начиная от гимназистов и кончая солидными кавалерами, которые были объектом вожделенного внимания представительниц "прекрасного" пола.

Заветный угол очень удобно расположен – с него открывается широкий обзор всего, происходящего на Корзо. Впоследствии, уже в послевоенное время, это место стали называть "Крестом", так как расположено на перекрестке. Если читатель заметил, я часто употребляю в отношении заветного угла слово "был", потому что сейчас хозяева находящейся там торговой точки все переустроили – вход расположен на углу, таким образом собираться там, как раньше, просто невозможно. В общем, угол есть, а функцию свою он уже не может выполнять. Правда, об этом я хотела написать в последнем, грустном моем рассказе о Корзо, но вырвалось раньше…

Но вернемся к Корзо в мой подростковый период. Мы с подругами собирались "кучками" по интересам и не спеша прогуливались мимо УГЛА, делая вид, что нам совершенно все равно, кто в настоящее время переминается там с ноги на ногу, тоже делая вид, что ему совершенно безразлично, кто в настоящее время прогуливается мимо. Но и та, и другая сторона краем глаза успевала замечать, есть ли среди участников "процесса" вожделенный субъект. Это был такой начальный период романтических отношений, когда было достаточно хотя бы увидеть "ЕГО" или "ЕЕ".

Здесь надо сказать, что я прекрасно понимаю: в наш век свободных отношений между полами, когда ранний секс стал обыденным явлением, мой рассказ будет казаться смешным. Поверьте, в то далекое время в моем окружении было именно так. Не то что секс – даже скромный поцелуй нам казался чем-то категорически недозволенным. Хотите – верьте, хотите – нет, но мы были такими же живыми подростками, с такими же гормональными всплесками и переживаниями, как и теперешняя молодежь, но в наше время было принято "держать себя в руках". Так нас воспитывали родители, учебные заведения и общественное мнение.

Вернемся к Углу свиданий. По вечерам там собиралась уже более солидная публика – преподаватели гимназии, спортсмены, юристы. И не только холостяки – даже некоторые "отпущенные" из дому женатые мужчины отправлялись на Корзо в кафе, рестораны – на ужин или поиграть в карты. Здесь состоялось и мое первое свидание.

Правда, это была довольно смешная история. Дело в том, что в меня безответно был влюблен гимназист старшего класса С.Г. – серьезный, воспитанный юноша, он очень нравился моей маме, но я мечтала о совсем других принцах. В конце концов он прислал мне записку, в которой назначил свидание на заветном углу на Корзо. Я посоветовалась с мамой, что делать? Мама сказала, что нам и так в этот день надо было идти на Корзо в "Белый корабль" на примерку к модистке по прозвищу "Якубовичка", у которой наша семья шила одежду еще и в первый период "Корзо". В общем, мы подошли к "углу", С.Г. стоял там с обычным "независимым" видом, учтиво поздоровался, и тут моя мама – "Степа, мы пришли"… Ему ничего другого не оставалось делать, как проводить нас до квартиры "Якубовички" (она жила в менее богатой части "Белого корабля"), подождать, пока мы проведем примерку, и вместе с мамой проводить меня домой. Так неожиданно и неудачно для С.Г прошло мое первое в жизни свидание…

Продолжая романтическую тему, хочу рассказать об одном, к сожалению, исчезнувшем из городской жизни молодежи обычае – ночных серенадах. С давних пор у наших краян, так же, как и у ближайших соседей (словаков, чехов, венгров) месяц май считался месяцем любви. Об этом замечательно написал в своем стихотворении чешский поэт Карел Маха, живший еще в период Австро-Венгрии. Он писал: "Byl prvni maj, byl lasky cas" (Было первое мая, было время любви). Особенно значимой была ночь на 1 мая. В сельских местностях юноши воздвигали на воротах или крыше дома любимой девушки березку, украшенную разноцветными лентами, и горе было той девушке, на доме которой не красовалась деревцо. Мне кажется, что этот обычай местами еще сохранился (к счастью).

А в городе в ночь на 1 мая юноши собирались группами, с музыкальными инструментами (гитарами, балалайками, банджо, скрипками) и двигались по заранее "проработанному" маршруту, где были учтены романтические интересы всех участников. Так как ночью не было никакого транспорта, доступного для гимназистов и других учащихся юношей, то приходилось прочесывать город из конца в конец пешком. А мы, т.е. "прекрасная половина", сидели у домашних окон в трепетном ожидании. После того как появившиеся юноши проиграли и пропели свою программу, следовало или на секунду включить свет, или зажечь спичку. Это означало, что серенада "принята". И горе было той компании, после пения которой не зажигался огонек. В программе серенад особенно популярными были старинный русский романс "Накинув плащ, с гитарой под полою" (заимствованный гимназистами у своих профессоров – русских эмигрантов первой волны), "Гуцулко Ксеню", "Очи черные", "Сердце, тебе не хочется покоя" и др. Более взрослые девушки (как моя старшая сестра) получали серенады от более серьезных взрослых кавалеров в виде выступления наемных музыкантов – местных цыган, причем эта "компания" приезжала на извозчиках. Увы, обычай давать и получать серенады в наше время безнадежно утрачен.

О т романтической темы приходится переходить к более грустным темам. Время шло, началась вторая мировая война, в которой Венгрия участвовала в качестве союзницы фашистских Германии и Италии. Была введена карточная система на основные виды продуктов, с промышленными товарами, одеждой, обувью тоже стало туго. Многие ужгородские знакомые мужчины были мобилизованы, отправлены на восточный фронт. Естественно, жизнь в городе и крае в военное время была легче, чем в то же время на оккупированной территории СССР, но сейчас идет рассказ о том, как жилось во время второй мировой войны именно населению Ужгорода и края в целом.

В связи с трудностями с одеждой на меня перешивали одежду старшей сестры, так что мне в этом отношении повезло. В то время стал актуален процесс "перелицовывания" мужских и дамских костюмов и пальто (ткань переворачивалась на более сохранившуюся изнаночную сторону, и одежда становилась как новая). К счастью, этот процесс сейчас исчез из нашей жизни, надеюсь, навсегда. Вспоминаю и ещё об одном исчезнувшем "процессе" – штопке носков и чулок (достать новые было практически невозможно). Вечером женская часть нашей семьи усаживалась за столом и начиналась ужасно скучная работа. Обязательным атрибутом был деревянный "грибок", на который надевался носок с дыркой, и специальные мягкие штопальные нитки. Надо было штопать очень тщательно, чтобы штопка впоследствии не натирала пятку. К счастью, это тоже кануло в Лету.

Хочу вернуться к роли кинотеатра в моей жизни. Так как отец с приходом к власти венгров не поступил на службу в городскую управу, естественно, окончились и бесплатные билеты в кинотеатр. Отец перешел на пенсию, материально семья жила в более стесненных условиях, таким образом в кино я ходила довольно редко. К тому же гимназисты могли посещать кинотеатр (как городской, так и "Уранию" в помещении теперешней "Просвиты") только с разрешения родителей и классного руководителя. В легитимации гимназиста, снабженной фотографией, указывалось название фильма и время сеанса. В кинотеатрах по графику дежурили преподаватели учебных заведений. Репертуар демонстрируемых лент очень изменился: исчезли американские, английские, французские и советские, в основном демонстрировались экранизации известных венгерских классиков на исторические темы и легкие музыкальные фильмы, иногда комедии с участием таких популярных в то время венгерских кинозвезд, как Коради Каталин, Селецки Зита и др., а также фильмы-оперетты Кальмана и Легара. Демонстрировались и немецкие фильмы. Перед сеансами показывали киножурналы, в основном – хроника военных действий на фронтах (конечно, с точки зрения и в интерпретации фашистов).

С течением времени в связи с обстановкой на фронтах было введено затемнение – с наступлением темноты окна надо было завешивать плотными шторами, не включалось освещение улиц. По городу патрулировали специальные отряды, зорко следившие за тем, чтобы нигде не было видно даже узеньких полосок света в окнах. Было введено ограничение передвижения населения по городу в ночное время.

У нас был в доме радиоприемник, по которому отец с большими предосторожностями по ночам слушал передачи из Лондона на чеш-ском языке, так что наша семья имела достоверные сведения о ходе боевых действий на фронтах. Все в нашей семье болезненно переживали первоначальные неудачи Красной Армии, потом, когда началось победное наступление "русских" и союзники открыли 2-й фронт, искренне радовались этим успехам.

События в городе начали развиваться трагически. Всех евреев обязали носить на одежде желтые шестиугольные звезды Давида, затем началась депортация еврейского населения: сначала их поместили в гетто на территории кирпичного завода на ул. Минайской (теперь там в перестроенном здании находится супермаркет "Сельпо"), потом евреев семьями вывезли поездами в неизвестном направлении. Исчезла из нашей жизни и порт-ниха "Якубовичка" со всей семьей), наш "Белый корабль" заселили другие жильцы, в основном это были семьи служащих венгров, направленных в Ужгород на работу.

Весной 1944 г. (в марте или апреле, точно не помню) в один прекрасный день в пятый класс гимназии, где я тогда училась, вошел директор профессор В.Сулинчак в сопровождении немецкого офицера и объявил, что занятия в гимназии прекращаются на неопределенное время, так как в здании будет размещен немецкий военный госпиталь. В связи с успехами Красной Армии фронт приближался, в городе появились немецкие военные (до того здесь были расположены только венгерские войска). Я упоминала ранее, что наша семья жила в то время на теперешней ул. Закарпатской, недалеко от большого транспортного моста, по которому с появлением немцев днем и ночью непрерывно двигались огромные, ранее невиданные у нас грузовики, часто перевозившие и танки.

Начались ночные тревоги, сопровождаемые воем сирен. Сначала появлялся еле слышный глухой шум, который потом переходил в грозный гул множества пролетающих над городом тяжелых красных бомбардировщиков, иногда сбрасывали ракеты (так называемые в народе "сталинские свечи"), которые зависали над городом, освещая все вокруг зловещим призрачным светом. К счастью, самолеты пролетали мимо, в сторону Венгрии. Отец говорил, что командование Красной Армии по возможности щадило территории, в основном заселенные славянами. Иногда, если цель находилась не очень далеко от Ужгорода, слышны были взрывы и видно было зарево. Так было, когда подвергался сильной бомбардировке недалекий от нас Чоп, крупный железнодорожный узел. Так или иначе, отбомбившись, самолеты возвращались назад, опять пролетая над городом, но их гул был уже совсем другим, они летели налегке. Опять выли сирены, потом давался отбой, можно было покидать убежища. Обычно во время тревоги мы сидели в подвале дома, иногда по вечерам заранее уходили на Собранецкую улицу, где в старинных винных подвалах были оборудованы бомбоубежища. Такие же убежища были и в винных погребах на теперешней ул. Ольбрахта.

Непосредственно над Ужгородом советские самолеты появились 20 августа 1944 г. Это были небольшие "ястребки", которые сбросили небольшие бомбы на окраинную Радванку. 26 августа было произведено три налета на ужгородский аэродром, а 27 августа произошли трагические события, из-за которых этот день ужгородцы по праву назвали "черным воскресеньем". При первом налете в середине дня на центр города те же "ястребки" сбросили несколько малокалиберных бомб. Одна из них упала в летний сад тогдашнего ресторана "Берчени" (впоследствии "Киев" – а сейчас его вообще не существует). В тот день перед матчем там обедала команда футболистов из г. Нови Сад (Югославия). В результате погибли 2 игрока и несколько ранено…

Во второй половине дня был совершен второй налет. Такая же малокалиберная бомба попала по несчастью в стоящий возле Подзамкового парка военный поезд с бое-припасами. К счастью для ужгородцев, не растерявшийся машинист успел вывести состав за электростанцию, где еще долго взрывались боеприпасы.

Обстановка в городе со дня на день накалялась. Фронт приближался, гестапо усилило террор. "Неблагонадежных" хватали по ночам, подвергали пыткам и уничтожали.

Как я узнала через много лет, отец в то время принимал активное участие в антифашистской подпольной деятельности. Чтобы защитить хотя бы меня и старшую сестру, которая в то время ожидала ребенка, отец устроил нас в городскую больницу, где сестра работала бухгалтером и ей полагалось ведомственное жилье. Таким образом, последние два месяца до освобождения мы провели в стенах больницы. Как известно, по международным правилам – находящиеся в лечебных заведениях должны находиться под защитой и не подвергаться насилию.

Питались мы в больничной столовой для сотрудников, в основном это были монахини – сестры милосердия. Во время воздушных тревог мы спускались вместе с больными и ранеными фашистскими солдатами в бомбоубежище под корпусом В. Связь с домом осуществлял отец, который периодически приходил к нам. Телефона дома в то время не было.

И вот наступил день освобождения Ужгорода – 27 октября 1944 г. Накануне из больницы исчезли ране-нные фашисты. С утра прогремело три взрыва – это отступающие фашисты взорвали все мосты. Затем взорвали аэродром. Наконец наступила тишина, послышалась русская речь – это в больницу зашли красноармейцы. Позже появился и отец, который перелез через взорванный транспортный мост, чтобы узнать, что с нами, и сообщить о себе и маме.

Конечно, начиная с весны 1944 г. с прекращением занятий в гимназии и с началом воздушных тревог и бомбардировок города я на Корзо почти не ходила. Наступил очередной временный перерыв в роли Корзо в моей жизни. С освобождением Ужгорода 27 октября 1944 года окончен рассказ второй – продолжение следует.

Светлана Совина

Газета "Европа-Центр"

KORZONEWS.INFO