Что бы сказал Руссо о нашем эгоистичном веке? ("The Guardian", Великобритания)

Терри Иглтон (Terry Eagleton) Великий философ эпохи Просвещения, родившийся 300 лет назад, ужаснулся бы, увидев современную Европу Мало кто из мыслителей настолько определил облик современной эпохи, как Жан-Жак Руссо, трехсотую годовщину со дня рождения которого мы празднуем в этот четверг (28 июня). Он был философом, наследие которого отразилось на судьбах наций, чего нельзя сказать даже о Пифагоре или Энтони Грейлинге. Он был политическим визионером поразительной оригинальности, оказавшим мощное влияние на Французскую революцию и ставшим источником вдохновения романтиков. Те, кому нравится насыщать свои произведения возвышенными моральными чувствами, могут также назвать его великим романистом. Многое из того, что можно назвать современной чувственностью, было создано этим мыслителем. Прежде всего именно в творениях Руссо история начинает перефокусироваться с чести высшего класса на гуманизм среднего. Жалость, сочувствие и сострадание находятся в центре его нравственного видения. Ценности, ассоциируемые с женственным, начинают пронизывать собой все социальное бытие, не ограничиваясь домашней сферой. Джентльмены начинают прилюдно плакать, детей же начинают воспринимать как полноправных людей, а не дефективных взрослых. Прежде всего Руссо — исследователь темного континента современного эго. Неудивительно, что он написал одну из самых великолепных автобиографий всех времен, свою «Исповедь». Личные переживания обретают значимость, которой они никогда не имели для Платона или Декарта. Теперь важна не столько объективная истина, сколько правдивость перед собой — страстная убежденность в том, что собственная личность обладает уникальной ценностью и что максимально свободное и полное ее выражение является священным долгом. В этой своей убежденности Руссо является предшественником не только романтиков, но также современных либералов, экзистенциалистов и индивидуалистов. Да, он, по всей видимости, считал, что ни одна другая личность не обладает такой уникальной ценностью, как его собственная. При всем своем культе нежности и эмоциональности Руссо был не таким человеком, с которым хотелось бы отправиться на пикник. Он представлял собой наихудший тип ипохондриков (по-настоящему постоянно болел) и наихудший тип параноиков (его по-настоящему постоянно преследовали). И все же, в самый разгар эпохи Просвещения XVIII века, приверженной разуму и цивилизации, этот интеллектуал-вольнодумец отстаивал чувства и природу. Надо отметить, что ему, вопреки мнению некоторых, вовсе не вскружила голову идея благородного дикаря. Но он, безусловно, был заклятым врагом идеи цивилизации, которая отвращала его как по большей части эксплуататорская и порочная. В этом он был видным предшественником Карла Маркса. Частная собственность, писал он, несет с собой войну, нищету и классовый конфликт. Она превращает «хитроумную узурпацию в неотчуждаемое право». Общественный порядок является по большей части мошенничеством богатых в отношении бедных, совершаемым с целью защиты собственных привилегий. Закон, считал он, как правило, поддерживает сильного в противостоянии со слабым; юстиция — по большому счету орудие насилия и господства; а культура, наука, искусство и религия служат сохранению статус-кво. Институт государства «бедных заковывает в новые кандалы, а богатым дает новые полномочия». Ради блага горстки честолюбцев, пишет он, «человеческий род обречен на труд, порабощение и нищету». Но при этом он не был против частной собственности как таковой. Он смотрел на мир глазами мелкого буржуа или крестьянина, который упорно держится за свою независимость, отвоеванную с таким трудом у облеченных властью и привилегированных. Порой он пишет так, словно презрения заслуживает зависимость от других в любой форме. Однако он был эгалитаристом-радикалом в эпоху, когда таких мыслителей было трудно найти. Кроме того, что почти уникально для его эпохи, он верил в абсолютный суверенитет народа. Подчиняться закону, в создании которого ты не принимал участия, — рецепт тирании. В основе любой этики и политики лежало самоопределение. Бывает, что люди неправильно пользуются своей свободой, но без нее они не в полной мере люди. Что бы подумал этот гигант из Женевы о Европе через 300 лет после своего рождения? Его бы, несомненно, привело в смятение резкое сокращение сферы публичного. В «Общественном договоре», его величайшем труде, говорится о защите прав граждан, оказавшихся в тисках частнособственнических интересов. Его бы поразило и то, что столь дорогая ему демократия оказалась в осаде корпораций и СМИ, манипулирующих общественным мнением. Общество, учил он, это материя взаимоотношений, а не только коммерческих сделок. В подлинной республике мужчины и женщины могут расцвести как самодостаточные личности, а не просто устройства для достижения своих эгоистических интересов. То же, считал он, должно касаться и образования. Руссо относится к числу великих теоретиков образования своего времени, хотя школьным учителем он, скорее всего, был бы никудышным. Молодым людям, считал он, надо дать возможность развивать свои возможности так, как это подходит лично им. Кроме того, они должны наслаждаться этим как самоцелью. В системе высшего образования современного мира эта диковинная идея практически неприменима. Она ему почти так же чужда, как и представление о том, что цель образования — служить империи. Университеты больше не дают образования в любом смысле, который мог вкладывать в это слово Руссо. Вместо этого они стали бессовестными инструментами капитала. Можно представить себе, что, столкнувшись с таким гнусным предательством, он почувствовал бы себя больным и угнетенным. В общем-то, как обычно. http://www.guardian.co.uk/commentisfree/2012/jun/27/rousseau-our-selfish-age-philosopher