Самоопределение подкарпатских русинов вплоть до отделения Подкарпатской Руси от Украины.

Мне представляется, что вопрос о праве наций (народов) на самоопределение необходимо вывести за рамки юриспруденции, ввести его в более широкое поле междисциплинарных, комплексных исследований с самым активным включением и серьезным учетом и методов, и аргументов, и базы данных исторической науки в целом, современной этнологии и политологии в частности. Любое освещение, а тем более «решение» этого вопроса исключительно (only) в контексте международного права неизбежно будет носить абстрактный, оторванный от жизни характер. Если рассуждать в чисто теоретическом юридическом плане, то, наверно, с равным успехом можно настаивать и на действенности такого «права на самоопределение», и на его ограниченности, и на его принадлежности лингвокультурным (этническим, конфессиональным) группам или, напротив, всему этнически смешанному населению определенной территории, легитимно выразившему свою волю, и наконец, на его несостоятельности и даже полной абсурдности в связи с теми «ножницами» и противоречиями, в каких это «право на самоопределение» оказывается в сопоставлении с принципом «территориальной целостности государства» и, что еще важнее, с презумпцией отсутствия коллективной ответственности, а следовательно, и «коллективного права». Однако все эти рассуждения обречены на то, чтобы оставаться в плоскости чистой схоластики до тех пор, пока мы не прикоснемся к реальной исторической действительности, к современной этнополитической ситуации в определенном регионе. Разумеется, исторически обоснованная поливариантность такого рода решений не может иметь ничего общего с волюнтаристским произволом, с формированием искусственной иерархии «достойных» или «не достойных» права самостоятельно решать свою судьбу народов, «созревших» или «не созревших» до государственного суверенитета и независимости. Этот кошмар мы в своей недавней истории уже проходили, и до сих пор его мрачным символом представляется нам некий условный то ли красный, то ли синий карандаш в сталинской руке, которым на карте страны и на листах переписи населения помечались территории и народы, удостоенные статуса «союзных республик», «автономий» разного ранга или выжженной земли без коренного населения, обреченного на вечную ссылку. Да и нынешние странности многих действующих политиков и рефлексирующих писателей, признающих и одобряющих, скажем, самоопределение и независимость Литвы или Грузии, но даже мысли не допускающих об аналогичных самоопределении и независимости Республики Подкарпатская Русь, являются последствиями того же самого субъективистского произвола и иерархических комбинаций. И не о том речь, чтобы вернуться к подобной практике или обосновать ее. Речь, однако, безусловно должна идти о том, что право народов (и отдельных этнических групп, и многонационального населения отдельных территорий) на «самоопределение вплоть до отделения» (то есть и в самом мягком варианте автономизации регионов или экстерриториальной «культурной автономии» национальных групп — этнических меньшинств, и при самом радикальном сецессионистском решении — отделении от данного государства) оказывается в определенной корреляции с историческим фактором, под которым мы подразумеваем и объективный ход и результат давней или совсем недавней истории (как, когда, при каких обстоятельствах данная территория, данный народ оказался в составе соответствующего государства), и народную историческую память, формирующую современное этническое и гражданское самосознание населения. Если в этом историческом процессе и в народной памяти элементы насилия (завоевания, «покорения», истребления или вытеснения местного населения, колонизации) обретают жесткие, реальные контуры сравнительно недавних, не забытых, не прощенных событий, то и право угнетенных наций на самоопределение вписывается в контекст национально-освободительной борьбы и антиколониальных движений, которые естественно могут претендовать на общегуманитарное сочувствие, на поддержку их мировым сообществом и соответствующими нормами международного права. И совсем иное дело — формирование сецессионистских движений вне исторического контекста, в качестве чисто политических провокаций, в целях рвущейся к власти узкой группы авантюристов. Конечно, и в этом случае будут скорее всего задействованы и пущены в оборот этнополитические мифы, разжигающие чувства уязвленного национального самолюбия, и политические авантюристы, стремящиеся к личной власти или выполняющие задания по дестабилизации молодых демократий, постараются выступить в роли своего рода «этнических предпринимателей» в надежде мобилизовать массы «соотечественников» на борьбу с «врагами нашего народа» (классические примеры такого рода — разыгранная по нотам и идеологическим партитурам прокоммунистических заговоров антигрузинская истерия в Южной Осетии и в Абхазии на рубеже 1980–1990-х годов; попытка разжечь польско-литовские противоречия и использовать польское меньшинство в качестве пятой колонны против борющейся за независимость Литвы; апелляция к русскому национальному самосознанию и достоинству в северной Эстонии, в Крыму, в Приднестровье и т.п.). Однако профессиональный историк и этнолог должен уметь отличить в этой этнополитической мифологии подделку, мимикрирующую под феномен «народной памяти», от аутентичных исторических и этнопсихологических реалий так же, как специалисты банковского дела отличают фальшивые купюры и монеты от подлинных. Меньше всего лично меня в этой связи устраивает уже стершаяся от частого повторения, банальная формула, сводящаяся к тому, что все территории так или иначе когда-то кем-то были завоеваны и, следовательно, бесполезно раскручивать вспять бесконечную спираль исторических воспоминаний, надо признать как объективную данность полиэтнический состав нынешних государств и не пытаться сводить счеты с «завоевателями» и «оккупантами», которые таковыми быть перестали. Весь вопрос здесь в том, действительно ли перестали. Да, наверно, все территории нашей планеты, затронутые человеческой цивилизацией, на протяжении длительной истории человечества многократно «завоевывались» и «освобождались», переходили из рук в руки, становились жаркими полями межэтнических и межконфессиональных споров и битв, и смешно раскручивать колесо истории назад до границ Римской империи или завоевательных походов Александра Македонского. Но эта элементарная истина не должна стать своего рода воровской отмычкой в нечистых руках тех политиков и тех политологов, которые ссылками на эту «вечную историю» пытаются оправдать современную политику аннексий, экспансии, воинствующего имперского шовинизма. На наших глазах, слава Богу, зарвавшегося Саддама Хусейна выбили из Кувейта, который он тоже, как известно, пытался «присоединить» к Ираку не без исторических ссылок на этническое единство населения, близость территорий и вечность процессов поглощения одних народов другими. На памяти предшествующего нам поколения, к середине 1940-х годов, фашистских оккупантов заставили уйти (и не силой убеждения, а силой оружия, включая массовое движение народного сопротивления) и из Парижа, и из Варшавы, и из Киева, и из таких (по убеждению этих оккупантов) «этнически родственных центров Великого Рейха», как Вена или Рига. Еще одним поколением раньше наши предки совершили героический прорыв, освободив себя и свою родную землю кто от столетней, а кто и от семисотлетней имперской власти или иностранной зависимости (чужеземного ига): на карте Восточной Европы появились (вновь или впервые) независимые Финляндия и Польша, Литва, Латвия и Эстония, Венгрия и Румыния, Болгария и другие славянские государства, и это движение к независимости, или по версальской и большевистско-ленинской формуле — к «самоопределению вплоть до отделения» — не остановили никакие разговоры о том, что бесполезно перекраивать территории, испокон веков служившие ареной взаимных завоеваний и никогда не бывшие ни «чистой», ни «вечной», ни, тем более, моноэтничной, скажем, Венгрией или Болгарией. Я уж не говорю о гигантских изменениях, коснувшихся Африканского и Азиатского континентов в ходе деколонизации. Сторонникам политического «статус-кво» в Европе кажется, что эти процессы к нам никакого отношения не имеют, и как заметил однажды не без доли горькой иронии известный украинский большевик В.Затонский: «Принцип самоопределения наций очень хороший, пока дело касается Индии и Египта... но слишком непонятный, когда приходится решать все эти вопросы на разных окраинах, вроде Украины...»1 Не введя в политологический анализ процессов современности, обычно называемых «сепаратистскими движениями», такие исторические категории и понятия, как «империя», «колониальная система» и «национально-освободительное движение», мы, действительно, обречены на непонимание того, что происходит «на окраинах» российского государства, в каком бы измерении мы это государство ни брали: будь то царская империя, Советский Союз, современная Российская Федерация или Украина. ...каждая империя была чем-то непохожа на другие: у Британской были огромные заморские колонии; у Австро-Венгерской — никаких заморских владений, а теснейший конгломерат близлежащих территорий с крайне запутанным, перемешанным, чересполосным этническим составом населения; одни колонизаторы делали ставку на физическое уничтожение аборигенов «до последнего индейца», которого конкистадоры Америки предпочитали видеть не живым, а мертвым; другие, напротив, извлекали свои экономические выгоды из «управления» многомиллионным населением своих колоний и доминионов — таких, как Индия под владычеством Великобритании или арабский Магриб в руках буржуазной Франции. Но специфика ... любой ..... империи, сама по себе чрезвычайно интересная для историка, не снимает вопроса о сущности колониальной империи и, соответственно, о правомерности национально-освободительной борьбы угнетенных народов и естественности их государственного самоопределения в итоге этой борьбы. «Обречены на рабство и ассимиляцию» — такова реальная угроза, реальный итог развития нерусских народов в составе многонациональной Российской империи. Только в этом контексте, на этом историческом фоне мы можем понять, насколько необходимым для спасения и выживания этих народов было обретенное ими «право на самоопределение», насколько желанным и долгожданным был этот луч надежды, мелькнувший среди грозных туч на небосклоне XX столетия. По-разному смогли использовать народы России этот исторический шанс, разные у них были для этого и стартовые возможности, и силы. Одни из них мягко, дипломатично, почти бескровно добились желанной свободы и независимости, другим пришлось заплатить за это самую высокую цену, значимость которой мы с трепетом и ужасом вновь ощутили, подводя итоги последней чеченской войны. Одни свободно и независимо вошли в содружество европейских наций уже в конце второго десятилетия нашего века (Польша, Финляндия), другие прошли к этой цели извилистый, перебитый на трудном изломе 1920-х, 1930-х или 1940-х годов, совсем недавно вновь обретенный и выпрямленный путь (Украина, Литва, Латвия, Эстония, независимые государства Средней Азии и Закавказья), третьи вновь погружаются в позорное, «добровольное» рабство (бедная Белоруссия!), четвертые бьются за свою еще далекую свободу на настоящих, горячих, и на холодных, дипломатических, баррикадах, пятые еще пребывают в тревожном летаргическом сне. Но перспектива «самоопределения вплоть до отделения» у всех народов бывшей империи, в принципе, одна, и если здесь нужны исторические аналоги, то мне кажется, самым близким для России является пример Австро-Венгерской империи. Распавшись, она не погибла и не исчезла, она дала европейской и мировой культуре такие живые ростки новой государственности, такие высокие демократические культуры, как современная Австрия, современная Венгрия, современная Словения, в значительной части — современная Украина и еще целое соцветие молодых восточно- и центральноевропейских государств, она сохранила величайший культурный потенциал собственно австрийской культуры и без всяких морей и океанов, без атомного оружия, без гигантской армии и флота, без регалий мертвой славы Габсбургов и без неофашистской истерии стала величайшим европейским государством, оплотом демократии — современной, прекрасной Австрией. В минуты оптимистического прозрения я верю в подобную, достойную и светлую судьбу России. Противники «национальной государственности» и права народов на самоопределение в таких формах часто говорят сегодня об интеграционных процессах, даже сетуют и изумляются: что ж, мол, это такое, Европа объединяется, строит единое экономическое пространство, сносит пограничные столбы и таможенные барьеры между государствами, а вы, дикие и неразумные (наверное, «вы» — литовцы, само собой разумеется, «вы» — хорваты, мусульмане Боснии и т.д.), наоборот, дробите свои государства на части, разъединяетесь, вводите визовый режим, опутываете колючей проволокой нейтральные полосы и черт знает, чем еще занимаетесь, даже за спорные приграничные территории между собой воюете, как Армения и Азербайджан. Кажется, нелепо, но все это было бы смешно, если бы не было так грустно и так неизбежно. Кажется, еще Владимир Ильич по какому-то серьезному вопросу партийного строительства сказал, — и не грех его здесь процитировать: «Прежде чем объединяться, надо решительно и основательно разъединиться».